Стены не изобилуют партийными пылесборниками, кои так щедро покрывают фасады парадных осей. На штукатурку падает тень от березы, на стене выделяется металлическая решетка балкона. Деревянные темно-вишневые двери подъезда открыты для всех гостей. Тут больше города-сада Говарда, нежели социалистического строительства. Тосканский ордер, а не коринфский, держит балкончики второго этажа.

И эта классика уездного города, где купчихи Кустодиева, дабы не попасть в списки, спрятали жемчуга и надели красные косынки, но все так же пьют чай из блюдечка. Это уездный город, где двухэтажные дома обывателей — больше декорация для Чехова, а не порнография соцреализма. Конечно, тут наверняка стоял стенд с наклеенной «Правдой», но понятия здесь все равно оставались мелкобуржуазными — зачем строить коммунизм, когда у меня балкончик и ванная?

Ренессанс и Русская усадьба; связующее — Палладио. То самое палладианство, что ублажало потребности господ и крупных землевладельцев, те самые усадьбы, что принадлежали тиранам и рабовладельцам — эта типология отвоевана и служит радостям рабочего класса.

Дома со скатной кровлей, которую держит что-то между тимпаном и щипцом, в центре которого небольшое рондо, связующее чердак с открытым воздухом, охра стен взаимодействует с тонкими белыми сандриками, балконы чередуются с эркерами и террасами с колоннами в один этаж. Количество профилей/обломов сведено к минимуму. Внутри деревянные лестница и перила. В квартирах бледноватые обои, керосиновые лампы, санузел с цементной плиткой и белые занавески, слегка скрывающие двор.

Двор же, как и парк при усадьбе, продолжение пасторали. Зимой — Брейгель: саночки, лыжи, снеговики и снегири. Летом — Левитан: пространство успокаивает и приглашает сесть на лавочку с книгой и бутербродом или сыграть в шахматы/домино/нарды. Много света, достаточно тени, свежий воздух и тишина, нарушаемая только детскими играми.
Наверное, этот образ больше бы подкупил людей на Западе, ведь тогда американская мечта еще не воплотилась в полном масштабе.

Хороша эта тенденция и тем, что реабилитировалась история как форма познания. Много пространственных схем и композиционных секретиков вернулось в обыденность из небытия: брошенные с парохода современности, колонны и скатные кровли смогли вернуться назад. Как было сказано выше, издающиеся монографии великих зодчих были актуалочкой, что очень приятно, ибо прогресс прогрессом, а вкусные рецепты бабушки знать надо, даже если ты на диете.

Чувствуется нутром, что все спроектировано с любовью, что желание погрузить обывателя в пасторальную картину, достойную уровня старых мастеров, было движущей целью и главной концепцией. Бесконечный диалог с прошлым, игра в классики превратилась в игру в бисер.

Если свернуть с парадных траекторий (даже в столицах) можно наткнуться на «тосканскую деревню», а не площадь «святого Петра», отойти с «Невского проспекта» и оказаться если не в помещичьей усадьбе, то, как минимум, на улочке уездного города.

С. О. Хан-Магомедов писал, что во времена своего обучения в МАРХИ Брунеллески и Палладио обсуждались как современники, и это легко представить, поскольку обсуждение и рефлексия на тему героев прошлых эпох видны в камне, кирпиче и дереве по всему бывшему Советскому Союзу.

Образцы данной рефлексии можно рассмотреть в малоэтажной застройке той поры, где мы замечаем, что она и в наши дни работает как некая притягательная картинка для жизни человека и своим идиллическим вайбом рисует нечто ламповое, нежели что-то людоедское. Парадокс в том, что сии изделия хоть и соответствовали программе освоения архитектурного наследия, но избегали функции тотальной пропаганды, «афишевости». Наоборот — здесь преобладали гуманизм, спокойствие, и некая медитативная отвлеченность от современных ей ужасов. Листва касается окон, на балконах летом пьют чай и вдыхают ароматы сирени, разбросанной то тут, то там во дворе, вместо черного воронка припаркована чайка счастливчика, которому выписали квартиру от райкома партии. Меньше пяти этажей, простой объем: либо коробочкой, либо уголком. Меж домами чугунная решетка. Во дворах и на улицах: бетонные клумбы, деревянные палисадники, а трансформаторные будки — портики из Древнего Рима, вазоны, деревянные скамейки с литыми опорами, группы деревьев в скверах, аллеи — будто Павловск размножается почкованием, и принципы английского сада эпохи сентиментализма проникают в каждый уголок проекта.

Эта архитектура не устремлена в многообещающее будущее; да, она стоит на прошлом, но происходит в ней тихое настоящее, которое застыло в своем собственном уютном вакууме.

Таким образом, просмотрев оборотную сторону медали, можно заметить, что в отсутствии пристального давления со стороны государства и в некой дистанции от ранговых мест архитекторы спокойно делали цельный и качественный продукт, избегая солянки Дворца Советов, и можно предположить, что большевистская мегаломания, ставшая брендом, скорее затрудняла, чем подстегивала к созданию уверенных и спокойных произведений искусства.

Прогуливаясь в наши дни по этой замечательной отдушине (отдушинах) советских зодчих, мы можем мотать на ус те приемы и решения, необходимые для создания уюта и комфорта в будущих пространствах для жизни. И наверное сегодня, в нашу интровертную эпоху, это очень актуальная вещь — двор из слоновой кости, где ничто не потревожит и не отвлечет от чтения книги на лавочке.