Авторы: Полина Шевчук,
Антон Тендитный

09/09/23

Новый гайд или подскаст в прозе.

А (Антон): Для меня Озера были всегда неким геологическим порталом в другой мир. Как известно, в древности Ладожское море было частью Балтики, но в один момент из-под коры начала вытекать магма и появился Карельский перешеек. А все, что осталось от единого водного пространства, превратилось (свелось) (сошлось) в Неву. Таким образом, когда ты на юге СПб, будь то Павловск или Парк Победы, ты видишь природу Восточно-Европейской равнины — это одна система. А когда ты на Суздальских озерах — ты уже в Финляндии, точнее, Фенноскандии. Тут активный рельеф, вместо лип и дубов — мириад сосен. Это южнейшая точка Калевалы…

…Неспроста это живописное место облюбовали дачники в конце XIX века, а Блок написал «Незнакомку».

П (Полина): По поводу портала в другой мир. У меня в детстве была игра: с балкона на кухне я пускала мыльные пузыри, и если они летели наверх — то я считала, что они летят к Зевсу, если вниз — к Аиду, если направо — то к Гее, потому что там Сосновка и лес, а если налево, то к Озерам — к Посейдону :) Так что, кроме геологического портала, в сознании меня-ребенка, он стал еще и мифологическим.

А: По моему мнению, Озерки — это самый уютный спальник эпохи Застоя (хотя мне больше нравится литературоведческий термин — «Бронзовый век»). На первый взгляд, можно поверить, что это преувеличение, и ничего интересного тут нет. И да, это дело вкуса, но все же дышать тут хорошо и вайб Озер (начиная с Эдит Пиаф или Синатры, играющих из ларька с дисками у светофора) обволакивает тебя своим звучанием. И сколько лет меня эта музыка из ларька прям всегда веселила.

П: От ларьков, кстати, избавились несколько лет назад, так что музыкальное сопровождение прибытия в Озерки исчезло. Теперь за атмосферу отвечают продавцы гладиолусов, кабачков и маринованных огурцов.

А: Впервые я оказался на Озерах после девятого класса. Поднявшись на эскалаторе и увидя еще через стекло грязное пространство спонтанной торговли и Энгельса, бесконечно уходящего на север, мне стало не по себе. Но когда я оказался на Втором Суздальском, у меня произошел приятный диссонанс. В дальнейшем я часто появлялся на Озерах, и каждая новая прогулка оборачивалась небольшим открытием…

Выходя из вестибюля, форма которого напоминает раздвинутые ноги, я постоянно шепчу фразу Лунтика: «‎‎Я родился». Входя же в этот шедевр советского модернизма, я невольно ощущаю себя одним из тысячи сперматозоидов, стремящихся попасть на подземный поезд.

П: Мне удалось разглядеть всю красоту вестибюля и мозаик гораздо позднее того дня, когда я впервые оказалась на станции. Мамина тетя работала дежурным у эскалаторов в нижнем вестибюле, поэтому в детстве мы часто ходили к ней в гости, чтобы прокатиться на «лесенке-чудесенке». Единственное, что я четко помню из детства — светильники, похожие одновременно на созвездия и молекулы, золотистые жетоны и эскалаторы :)

Станция построена в 1988 году мастерской № 16 ЛенНИИпроекта. (Г.Н. Булдаков, В.Ф. Дроздов, В.М.Ривлин) В разработке архитектурных решений подземных и надземных вестибюлей принимал участие Владимир Васильевич Попов (1928−2020), что особенно приятно знать архитектурным студентам Петербурга*.

* Владимир Васильевич Попов — советский и российский архитектор, народный архитектор Российской Федерации, академик Российской академии архитектуры и строительных наук, академик Российской академии художеств, академик Международной академии архитектуры, профессор, член Союза архитекторов СССР. Долгое время Владимир Васильевич был заведующим кафедры архитектуры в Санкт-Петербургской Академии Художеств им. И. Е. Репина.

К сожалению, насладиться видом станции метро сегодня довольно затруднительно: прилепившийся к вестибюлю «шедевр» нулевых в виде торгового центра сильно меняет впечатление от здания. Но мы попробуем взглянуть на него, отсекая лишнее.

Станция стоит на рельефе, и первый ярус представляет собой практически бастион с окнами-бойницами, над которым парит мощная структурная плита, облицованная декоративными каменными пластинами.

В контраст с монолитной формой навеса латунные детали рам, остекления, дверей, потолка, плафонов всегда отражают свет (и природный и искусственный) и создают мажорное настроение на спуск в подземелье.

Строгие, чистые формы вестибюля приятно контрастируют с однопролетным сводом подземной части и мозаичными панно, выполненного под руководством заслуженного художника РФ Ивана Уралова, заполняющими платформу, где тематику воды, обтекаемости, озер очень лирично дополняют молекулярные светильники интерьера. Наверное, здесь прекрасно видно, что спор физиков и лириков — профанация, и одно неотделимо от другого.

Изобретение блок-секционного метода (это когда типовой подъезд превращался в планировочный модуль [простой, угловой, поворотный] и дом набирался как змейка в тетрисе) позволило совместить принципы свободной планировки и традиционного периметрального квартала. Единый многоподъездный дом лентой опоясывал огромный зеленый двор с детскими садиками и площадками и одновременно формировал «красную линию»‎ улицы.

Поскольку вся жизнь запиралась во дворах, улицы превращались в место только для транзита и теряли свое классическое значение как общественное пространство. Огромные супрематические ленты, лишенные всякого декора и даже балконов (в классическом понимании, вместо них — лоджии), за счет непрерывного ленточного остекления напоминали круизные лайнеры (оммаж модернизму первого поколения, когда планировку лайнера ставили в образец для жилищного строительства — дом Наркомфина, марсельская жилая единица, Вайсенхоф) и поэтому неудивительно, что в портовом городе получили народное прозвище «‎корабли"‎ (корбюзианство по-советски). Но стоит признать, что когда находишься в этих домах, в комнатах, где стекло идет от стены до стены, а за ним море берез и тополей, ощущение некоторого «плавания» в среде присутствует.

Бесконечные ленты остекления, опоясывающие каждый этаж, имеют интересный ритм за счет повышения высоты плиты в каждой кухне. Повышение это выполнено не только для художественной выразительности фасада, но и для установки типового холодильника, который в стандартной планировке прислоняли к стене, а его крышка автоматически становилась продолжением подоконника и подставкой для хлебницы или комнатных растений.

Для разнообразия городской среды плиты этих домов красились либо в бледно-желтый, либо в пастельно-розовый, но, увы, в сочетании с белым, колористика этих домов напоминает выветрившийся зефир или заплесневевшую пастилу.

Первый этаж городской поликлиники представляет собой квадратный в плане стилобат, вырастающий из системы пандусов и лестниц — все для удобства посетителей. Расположенные среди однообразных домов-кораблей и панельных домов, образовательные, медицинские и социальные учреждения обладают более богатой пластикой. На кирпичную крестовину коммуникаций нанизываются блоки врачебных кабинетов с неизменным ленточным остеклением, планировка превращается в крестообразную. Даже интересно, закладывалась ли эта метафора медицинского креста при проектировании или нет. В то же время в Москве архитектором А. Д. Лариным была сооружена аптека, фасад которой представлял равносторонний супрематический крест. Так что вполне возможно, что эта игра с говорящей формой весьма неспроста.

Вокруг основного объема здания располагается несколько более мелких построек; подразумевалось, что со всех сторон к центральному строению можно будет пристроить специализированные отделения — МРТ, здание женской консультации и другие.

Нюансная асимметрия фасада добавляет зданию бóльшей динамики и превращает сооружение в подобие робота или космолета из Звездных войн.

В ходе скромного ресерча нам не удалось выявить авторов данного проекта. Но ходят слухи, что несколько таких детских садов в Петербурге спроектированы по типовому чехословацкому проекту или, как минимум, им вдохновлены, что объясняет богатую пластику и обилие террас и балконов — в каждой группе предусмотрен выход на улицу для игр, прогулок и принятия солнечных ванн. К сожалению, в реалиях северного климата, а позднее и новых мер безопасности, в 90-е и 00-е большинство выходов на улицу уже не эксплуатировались. Это вам не Татры.

Дуэль Лермонтова, военный аэродром, кладбище домашних животных и собачьи озера — вот лишь малая часть того, что связано с Сосновским лесопарком.

Сосновка — самый большой из парков, расположенных в черте города, несмотря на это, он же является одним из самых неблагоустроенных, что, по нашему мнению, идет ему скорее на пользу. Еще 30 лет назад здесь видели косуль, а ежи и зайцы были обычным делом.

В белые ночи прогулка по парку отсылает к неким северным реминисценциям — нордичный вайб не покидает тебя, и ты предвкушаешь, что вот-вот — и ты набредешь на карельский хутор или хижину Бабы Яги. Башня Саурона (НИИ робототехники) хоть и из другого спальника, но также привносит свой шарм в озерную часть парка.

Ночь вообще очень про Озерки и про Сосновку, — сумеречная нега превращает природную часть Озер в пограничное пространство между антропоморфным и природным, личным опытом, жизнью и смертью.

Планировка больничного комплекса больше напоминает локацию компьютерной игры со сложным пространственным устройством или огромное аббатство времен зрелого средневековья.

На проспект Культуры ориентирован самый высокий блок — девятиэтажный госпиталь, представляющий собой практически крепостную стену с вертикальными членениями фасада, чей бесконечный штрих-код будто вторит природным ритмам соседнего парка. Такой же по плотности, но не по высоте блок выходит в сторону проспекта Луначарского. Поликлиника образует несколько внутренних дворов, из которых можно попасть в различные отделения поликлиники. Бесконечные лазареты формируют клуатры, а рыхлый кирпичный фасад смягчает восприятие столь огромного тела, да и вносит нотки гуманизма, чего так не хватает многим больничным институциям, и одновременно подыгрывает динамике проносящегося мимо транспорта, выныривающего из Сосновки.

Мощный бруталистический ансамбль, целый медицинский город, представитель больничной гигантомании, свойственной послевоенному модернизму, как на Западе, так и на Востоке. Цитадель здоровья занимает целый квартал вместе с медицинским колледжем и 104-й поликлиникой.

Вертикалями башен и лестничных клеток, а также пластикой стен с балконами здание напоминает Морской вокзал по проекту В. А. Сохина.

П: Ассоциации с цитаделью способствовали появлению локального топонима среди подростков: крытый наружный переход между моргом и больницей, через который также предусмотрен проход с улицы Сикейроса в сторону Учебного переулка, называется «‎галера"‎. В типологии советского благоустройства, да и в современном благоустройстве, редко можно встретить специально организованные тусовочные места, да и в целом, неорганизованные всегда интереснее — «‎галера» одно из таких стихийных, скрытых пространств.

А: Как мы можем заметить, Озера богаты на больничную типологию ;) То ли воздух свежий — карельский — то ли возвышенность, и уже не болото, но место явно просилось быть намоленным жрецами Гиппократа и Асклепия.

«Если бы доходный дом делал Луис Кан» — лучшее описание этому строению.

Образец капиталистического романтизма примечателен решением оконных проемов противопожарных лестниц. Треугольные вырезы будто сняты с архитектуры кановских проектов, и этаж через этаж бегут к небу. Также примечателен розово-сиреневый колорит здания, будто палитра буржуазного ар-нуво вспомнила о себе после развала социалистического государства.

Коммерческий флигель, вынесенный к перекрестку с улицей Есенина, так же наполнен нотками ретроспективизма. Аркада первого этажа отсылает к традиционным гостиным дворам и зовет в плохую погоду навестить торговую функцию.

Экспериментальный квартал, имеющий треугольную форму, претерпел значительные метаморфозы с момента своего проектирования до момента сдачи в эксплуатацию последнего дома.

Изначально квартал, жар-птица панельного домостроения, должен был показать новый подход к освоению и заселению новых территорий города. Корабли на тот момент уже устарели, и архитекторы пытались добиться богатой пластики и художественной выразительности в той же панельной парадигме. Помимо возвращения балконов и ризалитов на фасады зданий, большое внимание уделялось первому этажу как месту для встроенной бытовой инфраструктуры с различными функциями: торговля, детский сад, гараж — все это создавало «начинку» первого этажа, что с одной стороны экономило площадь территории, а с другой — наделяло жизнью красную линию фасадов, идущих по улице.

Также интересна игра силуэта в башнях данного комплекса и включение декоративной латуни как «‎фиксатора» света и знака некой идентичности (не здесь ли прорастают шпили Голден Сити?). Помимо общих черт, формирующих образ комплекса, интересно присмотреться и к деталям, таким как детские площадки, архитектура земли (пандусы, террасы, палисадники), уютно обыгрывающие перепад рельефа, оформление портала детского сада, отдаленно напоминающего лунные врата из садовой архитектуры Древнего Китая, а также к выбору фасадных материалов — мелкой плиточке, переливающейся на солнце и под дождем, как мозаика, крупному камню, покрывающему цоколь, а квадратные окошки техэтажа, и узкие вытянутые окошки встроенных помещений — все направлено на создание индивидуальной среды на уровне глаз, на уровне, куда могут дотянутся руки.

Кирпичная часть — это уже следствие архитектуры девяностых годов. Панель уходит на второй план, а красный кирпич, как нечто индивидное и камерное, набирает популярность по всей стране — достаточно вспомнить дачи новых русских — замковость и защищенность, как принцип, переходят на остаток квартала: дом-стена в девять этажей защищает от городской суеты милый двор, наполненный 3−4-этажными домиками из красного кирпича. Местами стены домов поросли плющом. Заземленный гараж с вентиляционными трубами и трансформаторные будки также выполнены из силикатного кирпича и являются неотъемлемой частью комплекса. Баланс высотности в застройке способствует уютному ощущению внутри комплекса, и оживленная жизнь у метро по ощущениям находится далеко.

В дореволюционные времена Озерки представляли собой респектабельную усадебную среду, помимо дач здесь были рестораны, где «‎весенний и тлетворный дух» и породил «Незнакомку» (1906) А. А. Блока. И шарм летнего досуга предреволюционной России царил здесь с такой же силой, как и в других загородных ареолах (Сестрорецкий курорт, Вырица, Южный берег Финского залива и т. д.)

В ходе освоения новых территорий данная местность была нетронута — застройка велась на правой стороне Выборгского шоссе, а левая, усадебная, была превращена в общую рекреационную зону. Увы, в годы становления первых капиталов лакомая земля привлекала внимание новых хозяев судьбы, и от былого великолепия осталось не так уж и много. Канувшие в небытие дачи можно увидеть на архивных фотографиях, а также прочесть в биографиях прежних владельцев. Но хотим обратить внимание на следующие, дошедшие до нас:

1. Дача-особняк Кудрявцева (Выборгское шоссе, 32) — неоклассицизм, 1912.
2. Дача Глазунова (Варваринская ул., 2) — деревянный модерн, 1900-е.
3. Дача Лесснера (Варваринская ул., 12) — деревянный модерн, арх. Архитектор фон Гук, 1890-е.
4. Дача «‎Бельмонт» (ул. Корякова, 20) — неоклассицизм, 1910-е.
5. Дом Гмызовой (библиотека Шувалово-Озерковская) (Елизаветинская ул., 8) — деревянный модерн, 1890-е.

Помимо этого, во время прогулки советуем обратить внимание и на более скромные деревяшечки, являющиеся хорошим фоном и составляющим неотъемлемый образ и характер данного места.

Разной величины, три озера тянутся с юга на север и дают топоним данному району Петербурга. Геологи пишут, что раньше это было одно большое ледниковое озеро, но в дальнейшем оно распалось на настоящие слагаемые.

Суздальские они оттого, что сюда в XVIII веке переселили крестьян из Суздаля, Владимирской губернии, для работ на землях графов Шуваловых.

В настоящий момент притягательная рекреационная зона с пляжами, водными активностями, местами для спорта, пикников и прочих земных радостей, где в живописной атмосфере крутых берегов и густых массивов деревьев и не сразу скажешь, что в десяти минутах шумный город.

Совет от местного жителя: особенно приятно посидеть на корнях сосен на крутом песчаном рельефе среднего Суздальского озера.

Утраченный деревянный вокзал. Притягательная среда для досуга приманивала петербуржцев на озера еще до революции, в связи с чем в 1902 году была сооружена железнодорожная станция «Озерки» Терийокского (ныне Зеленогорского) направления Финляндской железной дороги по проекту архитектора Бруно Гранхольма. Увы, прекрасный деревянный павильон не дошел до наших дней, и пассажиры довольствуются только платформой.

Водная база «‎Озерки» — хороший совмод. Минималистичная модернистская пластина с закругленной башенкой, будто супрематическая субмарина, нависает над водной гладью среднего озера и по сей день служит для своей первоначальной функции — водных шалостей и активностей.

Ну все! У спокойной воды мы прощаемся, чтобы вы могли насладиться осенним пейзажем, криками чаек и запахом сосен. Есть ли в этом районе правда что-то волшебное, решать вам.

В китайском календаре не 4 времени года, а по разным версиям 24 или 72. Такое деление, по мнению японской писательницы Рёко Секигути, способствует большей чуткости к мельчайшим движениям времени. Эта чуткость рождается из слов: невозможно почувствовать то, чему нет названия. Надеемся, что добавили слов для чувства к лучшему, по нашему мнению, спальному району Петербурга — Озеркам.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

А.Блок «Незнакомка», 1906. Отрывок

1978-1991