прошел такой же путь, как и многие сейчас. Сначала СХШ, потом Академия Художеств, архитектурный факультет. Правда, с некоторыми нюансами: СХШ я окончил с медалью,
прошел такой же путь, как и многие сейчас. Сначала СХШ, потом Академия Художеств, архитектурный факультет. Правда, с некоторыми нюансами: СХШ я окончил с медалью, поэтому на факультет поступил без экзамена. Это были
Да, это вопрос, меняющийся во времени. В период моего обучения была старая академическая школа, и там без рисования никуда. Рисование ложилось в основу подач, умения довести свою идею до публики. Нынче, с появлением компьютера, как мне кажется, умение рисовать уходит на второй план. Не знаю, что будет через несколько лет, но компьютер и всяческие программы, похоже, заменят необходимость уметь рисовать и доводить свои мысли карандашом.
Это может изменить тип мышления. Безусловно. Потому что одно дело фантазировать в пределах своих трехмерных умений, другое — фантазировать с любыми иногда странными компьютерными фокусами, которые, с одной стороны, раскрепощают, а с другой — во многом заложены не в голове, а в механизме.
На уровне студенческих работ я не вижу большой разницы. А вот на уровне сегодняшней архитектурной практики — вижу. Я лично проработал половину своей творческой жизни при советской власти, половину при несоветской. Сегодня, на мой взгляд, исчез ансамблевый подход к архитектуре, он невозможен. За редким исключением, это уже не ансамбль, а необходимость делать заплатки в существующей застройке, вставлять какие-то свои предложения в прошлые задумки архитекторов. Это отличает нынешний период от прошлого, в котором строились целые кварталы, ансамбли. Они могли быть исполнены негодными средствами, например, типовой застройкой, но в этом был архитектурный замысел в ансамблях, в которых и я поучаствовал немножко.
В молодости я увлекся астрономией. У меня был телескоп на даче, который мне сделали в институте отца. Некоторый умелец изготовил его самостоятельно с зеркалом 125мм, и интерес к космосу привел к тому, что я изучил звездное небо. Я наблюдал за созвездиями и за теми светилами, которые доступны обозрению в телескопе: в основном, конечно, за Марсом и Юпитером. Так что это было и остается прекрасным увлечением, которое мне украсило определенный период моей жизни. Сегодня я уже на небо смотрю только своими очами.
Параллельно с этим, то ли в шутку, то ли всерьез, я приобрел себе участок на Луне. Я заплатил 200 долларов, помнится, и получил такой именно сертификат. Ну, и еще одна попытка: поскольку я родился под знаком Овна, в этом созвездии я приобрел звезду десятой звездной величины. Я не могу ее видеть, но мне приятно, что в моем созвездии есть моя звезда.
Это было неизбежное мероприятие, поскольку, в отличие от нынешних времен, мы учились абсолютно бесплатно и обязаны были три года отработать эти деньги по распределению. Волею случая или судьбы я попал по распределению в город Выборг, что мне стало очень интересно и приятно. Во-первых, недалеко от родного дома. Во-вторых, финская архитектура Выборга сохранилась (ну, за редким исключением) почти полностью, и этот город мне обеспечил «перекличку» с Прагой. Вот был старый город, которым я любовался, — и вот старый город. Советская власть туда внесла минимум деталей, а так это была финская архитектура, Алвар Аалто с библиотекой. И я с удовольствием прожил год с лишним в этом городе.
Это были огромные творческие мастерские, которые распределялись по зонам города. Была мастерская, заведующая югом, заведующая севером и так далее. Я попал в мастерскую, которая заведовала и Московским районом, и Комендантским аэродромом. Кое-что в этих двух районах я построил. В Московском районе — гигантский квартал на выезде с Пулковского шоссе на аэропорт, квартал 87. На Комендантском аэродроме — целая серия жилых домов, в которых впервые в городе я сумел применить в высотных объемах двухэтажные домики, как вставки между высотными домами, позднее с успехом заселенные. Это было открытие, потому что двухэтажные дома в это время не строили, об этом не могло быть и речи. Но, поскольку это вставки, то они прошли экспертизу. Ну, потом в этом районе — четырнадцатилетняя история строительства телецентра в Удельном парке. Он на 70-80 процентов был построен в натуре. Но наступили времена новые, в которые, как оказалось, гигантское телевизионное производство никому не нужно. Передачи и кино можно снимать в небольшой комнатке и чуть ли не на мобильный телефон. Поэтому, поначалу те, кто купил этот недостроенный телецентр, пытались его приспособить под торговлю, и полгода я принимал в этом участие. В этих гигантских студиях размещались торговые лавки. Из этого ничего не получилось, и было решено снести это здание, к моему, конечно, огорчению. На его месте теперь возник торговый сарай. Его название не помню, но он занял этот перекресток и погубил мои мечтания четырнадцатилетнего периода, к сожалению.
Но в Комендантском аэродроме я построил еще один интересный для меня объект — детскую спортшколу на Коломяжском проспекте, за которую получил госпремию, и которая жива до сих пор без видимых изменений. Я там изредка бываю, и как-то к ней относятся внимательно и без каких-то вторжений.
Не могу сказать, что я там что-то построил, но один из проектов воплощен — пионерский лагерь в поселке Поляны, где я сделал генеральный план, разместил домики. Это так и воплотили. Но вот это единственное, что было. А потом меня позвали в ленинградский филиал «Гипрогора». Там, конечно, было намного интереснее работать. Дальний Восток, Владивосток, Хабаровск, Большой Камень; если слышали о таком, где Н.С.Хрущев придумал строительство судов из железобетона, что кончилось фиаско. Но я побывал в этом Большом Каменеве и, как мне кажется, сделал интересный генеральный план этого города. Он, как я понимаю, не воплощен, но работа была увлекательной. Так что вот, этот гипрогорский период был для меня как молодого почти-студента интересен поездками по всей стране, что я очень любил. И я, например, во Владивостоке прожил два месяца, как бы надзирая за разными постройками, в то же время осваивая Дальний Восток.
Но потом уже с 1965 года я был в Ленпроекте, где провел 45 лет своей жизни. Сначала в мастерской В.Попова, потом в мастерской В.Щербина, потом возглавил собственную мастерскую в 1989 году. Так что, этот период, конечно, оказался самым плодотворным, самым интересным для меня.
Иллюстрации: Антон ТендитныйВ 2013 году Сергей Павлович издал автобиографическую книгу (Издательство «Пропилеи», Санкт-Петербург, 2013). О ТРАДИЦИОННЫХ ВЕЧЕРАХ В АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ
Это были прекрасные мероприятия, потому что студенты сидели за одним столом с профессорами, готовились за много недель с какими-то капустниками, выступлениями. Это все было очень приятно и правильно, и я лично сожалею, что это исчезло. Почему исчезло, мне непонятно. Мои попытки как-то через деканат это возродить ни к чему не привели. Вечера проходили обычно в какие-то весенние месяцы, а Новый год справлялся в основном по мастерским, как и сегодня. Былое не вернешь, но мне жалко, что это исчезло.
Шмаков Сергей Павлович — заслуженный архитектор России, член-корреспондент международной Академии архитектуры, почетный член Российской академии архитектуры и строительных наук, доцент кафедры архитектуры Академии Художеств и преподаватель нашей редакции.
ЗАЧЕМ АРХИТЕКТОРУ РИСОВАТЬ?
О ДЕТСКОМ САДИКЕ И МАСОНСТВЕ
Заказ был вполне рядовой: детский сад на 160, по-моему, мест. Участок был отведен на переулке Джамбула, между жилыми домами. Инсоляция требовала отодвинуть здание детского сада от красной линии, потому что иначе были затемнения. А раз я отодвинул детский сад от красной линии, то я уже не обязан подыгрывать окружающей застройке. Поэтому возобладало желание сделать детскую архитектуру, для чего были применены, как ни странно, различные инженерные сооружения: подземные, всякие тепловые камеры и так далее, что и придало архитектурный характер этому дому. Такое решение встретило благожелательные отклики в прессе, за исключением такого парадокса. Мой московский друг, Вячеслав Глазычев, написал хвалебную статью в строительной газете, где для красного словца применил такую фразу: «архитектор употребил на фасадах “масонские” знаки». На это слово обратили внимание партийные верхушки, которые стали массово приезжать к зданию и изучать «масонские» знаки. Напротив садика жил мой знакомый кинорежиссер, и он мне сообщал, что приехали в какой-то день три черные «Волги», из них вылезли люди в фетровых шляпах. Они ходили вокруг здания и искали «масонские» знаки. Значит, намечался скандал, потому что для партийных людей слово «масонство» — это что-то антисоветское. Они же не в курсе, что Павел Первый был главой масонского ордена в России. Короче говоря, началась заварушка, но почему-то ко мне никаких вопросов не было. Ну, и поскольку это был уже 84 год, и наступала уже горбачевская перестройка, от меня отстали. Но такой фокус в биографии имел место, и он не исключение. Архитектор часто встречается с такими отношениями к своему творчеству и к себе лично. Это может испытать вообще каждый.
Вот такая история с этим детским садиком. Я, можно сказать, вообще-то им горжусь. Это одна из моих лучших работ, я так считаю. Не знаю, работают ли до сих пор ветряные флюгеры, но они придавали этому образу еще такое киношную что ли деталь — от ветра они вращались. Как-то так.
поэтому на факультет поступил без экзамена. Это были 50-е годы, когда архитектурная профессия не была так востребована, как нынче. Поэтому я поступил без экзамена и, проучившись два первых курса, был послан по обмену в Прагу. Там провел два года с интересом, хотя ехал туда не без колебаний, потому что для нас поездка заграницу тогда была в диковинку, и как-то оторваться от коллектива знакомого, от родного города… Ну, было все непросто. Тем не менее, победила тяга к познанию каких-то иных земель, и я отправился в путь. Там был Политехнический Институт с архитектурным факультетом. Я обошел пешком всю столицу, получил большое удовольствие от этого города, от его старой и новой архитектуры типа модерна, ну, и перенял некоторые чешские привычки — исполнение работ не отмывками, а тушью черной. Где-то через полгода я уже освоил чешский язык, стал на нем отвечать и общаться с коллегами. Так я провел два года, но потом меня все-таки потянуло на родину, и пятый и шестой курсы я окончил уже здесь, на этом факультете. Ну, вкратце так о вступительном слове.
50-е годы, когда архитектурная профессия не была так востребована, как нынче. Поэтому я поступил без экзамена и, проучившись два первых курса, был послан по обмену в Прагу. Там провел два года с интересом, хотя ехал туда не без колебаний, потому что для нас поездка заграницу тогда была в диковинку, и как-то оторваться от коллектива знакомого, от родного города… Ну, было все непросто. Тем не менее, победила тяга к познанию каких-то иных земель, и я отправился в путь. Там был Политехнический Институт с архитектурным факультетом. Я обошел пешком всю столицу, получил большое удовольствие от этого города, от его старой и новой архитектуры типа модерна, ну, и перенял некоторые чешские привычки — исполнение работ не отмывками, а тушью черной. Где-то через полгода я уже освоил чешский язык, стал на нем отвечать и общаться с коллегами. Так я провел два года, но потом меня все-таки потянуло на родину, и пятый и шестой курсы я окончил уже здесь, на этом факультете. Ну, вкратце так о вступительном слове.з
поэтому на факультет поступил без экзамена. Это были 50-е годы, когда архитектурная профессия не была так востребована, как нынче. Поэтому я поступил без экзамена и, проучившись два первых курса, был послан по обмену в Прагу. Там провел два года с интересом, хотя ехал туда не без колебаний, потому что для нас поездка заграницу тогда была в диковинку, и как-то оторваться от коллектива знакомого, от родного города… Ну, было все непросто. Тем не менее, победила тяга к познанию каких-то иных земель, и я отправился в путь. Там был Политехнический Институт с архитектурным факультетом. Я обошел пешком всю столицу, получил большое удовольствие от этого города, от его старой и новой архитектуры типа модерна, ну, и перенял некоторые чешские привычки — исполнение работ не отмывками, а тушью черной. Где-то через полгода я уже освоил чешский язык, стал на нем отвечать и общаться с коллегами. Так я провел два года, но потом меня все-таки потянуло на родину, и пятый и шестой курсы я окончил уже здесь, на этом факультете. Ну, вкратце так о вступительном слове.
факультет. Правда, с некоторыми нюансами: СХШ я окончил с медалью, поэтому на факультет поступил без экзамена. Это были 50-е годы, когда архитектурная профессия не была так востребована, как нынче. Поэтому я поступил без экзамена и, проучившись два первых курса, был послан по обмену в Прагу. Там провел два года с интересом, хотя ехал туда не без колебаний, потому что для нас поездка заграницу тогда была в диковинку, и как-то оторваться от коллектива знакомого, от родного города… Ну, было все непросто. Тем не менее, победила тяга к познанию каких-то иных земель, и я отправился в путь. Там был Политехнический Институт с архитектурным факультетом. Я обошел пешком всю столицу, получил большое удовольствие от этого города, от его старой и новой архитектуры типа модерна, ну, и перенял некоторые чешские привычки — исполнение работ не отмывками, а тушью черной. Где-то через полгода я уже освоил чешский язык, стал на нем отвечать и общаться с коллегами. Так я провел два года, но потом меня все-таки потянуло на родину, и пятый и шестой курсы я окончил уже здесь, на этом факультете. Ну, вкратце так о вступительном слове.
прошел такой же путь, как и многие сейчас. Сначала СХШ, потом
Академия Художеств, архитектурный факультет. Правда, с некоторыми нюансами: СХШ я окончил с медалью, поэтому на факультет поступил без экзамена. Это были 50-е годы, когда архитектурная профессия не была так востребована, как нынче. Поэтому я поступил без экзамена и, проучившись два первых курса, был послан по обмену в Прагу. Там провел два года с интересом, хотя ехал туда не без колебаний, потому что для нас поездка заграницу тогда была в диковинку, и как-то оторваться от коллектива знакомого, от родного города… Ну, было все непросто. Тем не менее, победила тяга к познанию каких-то иных земель, и я отправился в путь. Там был Политехнический Институт с архитектурным факультетом. Я обошел пешком всю столицу, получил большое удовольствие от этого города, от его старой и новой архитектуры типа модерна, ну, и перенял некоторые чешские привычки — исполнение работ не отмывками, а тушью черной. Где-то через полгода я уже освоил чешский язык, стал на нем отвечать и общаться с коллегами. Так я провел два года, но потом меня все-таки потянуло на родину, и пятый и шестой курсы я окончил уже здесь, на этом факультете. Ну, вкратце так о вступительном слове.
прошел такой же путь, как и многие сейчас. Сначала СХШ, потом Академия Художеств, архитектурный