Автор: Ася Котенко

13/01/24

Текст 2013 года о картографии и протесте в творчестве Элин О’Хара Славик

Данная статья была написана в рамках курса «Теория и История архитектуры и градостроительства» программы Ландшафтного Урбанизма в Архитектурной Ассоциации в Лондоне в 2013 году. Задача исследования заключалась в рассмотрении возможностей и границ языка карт как инструмента фиксации событий и явлений, не являющихся предметом картографирования в их привычном понимании; а также в расширении дискурса того, что принято называть картой, особенно в современном мире, перенасыщенном информацией и большим количеством и скоростью одновременно протекающих процессов. В данном случае процессов, связанных с насилием и военными действиями. Несмотря на то, что с момента создания статьи прошло 10 лет, актуальность повествования, кажется, лишь возросла.

История аморальна: события происходили. Но память моральна; то, что мы помним сознательно, помнит и наша совесть. Если у человека больше нет земли, но есть память о земле, тогда он может составить карту.

Энн Майклс, «Беглецы»

Эти карты, поцарапанные, размазанные, многослойные, как остатки рухнувших зданий после авиаудара, бесполезны для реальной навигации. Без легенд, без каких-либо четких обозначений они представляют собой карты для размышлений или переосмысления. В них мы теряемся: в данном случае это хорошее место.

Кэрол Мейвор

​Насилие, как и желание сражаться, всегда было присуще человеческой природе — тому, что я бы назвала нашей животной составляющей. Хотя ни одно из животных никогда не боролось ради борьбы, как никогда не делало этого из-за идей доминирования одного вида над другим или завоевания, с давних времен люди вели войны и делали это одним из своих важнейших занятий.

Стратегии и тактика превратили планету в территорию множества интересов. Военные службы стали частью государственных институтов, а насилие ради достижения политических целей — частью программы каждого правителя. Одержавшие победу становились героями, их имена вписаны в легенды и мраморные плиты. Какими бы жестокими ни были войны на протяжении всей истории, они подчинялись своим законам, и такие вещи, как мораль, честь и добродетель, были основой системы координат на полях сражений.

Если вспомнить карту Аустерлицкой битвы из «Войны и мира», со всеми исторически признанными детальными описаниями, приведенными автором в тексте, мы вряд ли найдем в ней раскрытую идею насилия. Битва воспринимается как акт стратегии и планирования, хотя Л. Н. Толстой описывает убийство как самый глупый поступок, который может совершить человек. Тем не менее, поле боя — это территория, на которой действуют правила, закрепленные всеми сражающимися сторонами. Но что изменилось в истории ХХ века, почему после Первой мировой войны появилось ее новое восприятие и стремление критиковать ее всеми возможными способами?

Схема Аустерлицкого сражения

З.Фрейд прокомментировал шок и разочарование, вызванные Первой мировой войной у «гражданина цивилизованного мира», в своем эссе «Мысли для Времени о войне и смерти» (1915). Раньше считали, что даже если разразится война, вежливость и уважение между странами и законами, которые различают гражданских лиц и комбатантов, будут преобладать. Однако в этой (Первой Мировой) войне государство «освобождает себя от гарантий и договоров, которыми оно было связано с другими государствами, и беззастенчиво признается в своей жадности и жажде власти, которые частный индивид затем не должен подвергать сомнению во имя патриотизма». [2] Это явление стало симптоматичным и постоянным для социального поведения состоянием, которое можно назвать, вслед за В. Беньямином, «левой меланхолией». Одним из мощнейших средств информирования и критики стал инструмент картографии, обладающий способностью быть непредвзятым в предоставляемых данных, восприниматься аудиторией как нечто реально существующее и быть выразительным в плане графического языка.

Меня интересует, как картография может повлиять на идею современного понимания пространства (например, «производства пространства»), или как она может представлять процесс, который стремится описать (например, движение или множественность событий во временной шкале или контекстное наслоение информации). Как объяснить не только движение в пространстве, но и динамику ежесекундно меняющихся взаимозависимых условий? Многочисленные попытки визуализировать реальность с помощью сложных схем демонстрируют сферу разнообразных интересов и способны объяснить сценарии и последовательность изображаемых действий. Но может ли картография оказывать эмоциональное или социально-философское воздействие? Может ли акт политического интереса, возникший в результате совершения жестокого насилия, быть представлен через картографию, и является ли она в таком случае скорее художественным выражением социального протеста, чем картографированием?

Я попробую исследовать эти вопросы на примере работ американской художницы Элин О’Хара Славик. Она родилась в 1965 году в Нью-Йорке, выросла в Портленде, штат Мэн, в среде радикальных католических активистов и была младшей из семи детей. Элин училась в Колледже Сары Лоуренс и Школе Чикагского института искусств, где в 1992 году получила степень магистра в области фотографии. Будучи уже зрелой художницей и профессором студийного искусства, теории и практики в Университете Северной Каролины, она выставляла свои работы в США и за рубежом. [3]

​Впервые я познакомилась с работами Элин О’Хара Славик, когда увидела первую страницу книги «Бомба за бомбой», написанной ультралевым историком Говардом Зинном и проиллюстрированной картографическими произведениями Славик.

Первоначально назывались «Везде, где бомбили Соединенные Штаты», но, когда я узнаю о тайных действиях (правительства), дезинформации, с моей стороны было бы безответственно называть их так: иногда я думаю, что название должно быть «Соединенные Штаты бомбили повсюду». [4]

Я называю их именно так, потому что это не вполне карты или картографии, но и не совсем художественные произведения. Изображения, собранные в серию, как она сама заявляет:

Находясь на стыке искусства, картографирования и социального активизма, работы показывают процесс нападения и насилия подобно тому, как изображают время на графиках — в time line и time scale, количественно и качественно. С помощью средств, которые использует Элин О’Хара Славик, ей удается изобразить на карте описываемые действия в нанесенных друг на друга слоях — мы видим, какое из них кем и когда было выполнено.

Свою работу она начинает с глубокого исследования и в первую очередь изучает исторические материалы «из инструментов военного наблюдения: аэрофотоснимков, планов сражений, карт, а также источников из средств массовой информации» [5]. Используя современные методы географических информационных систем (GIS), она изучает территорию, ранее бывшую местом насильственных действий по отношению к тем, кем пренебрегли ради политических интересов — интересов влиять, править и манипулировать ресурсами этой земли.

Представьте себе документальный фильм, который позволил бы нам получить доступ к оперативным файлам израильских ВВС, в которых они отслеживают каждый процесс, приводящий к попаданию бомбы в назначенную цель. Мы сможем проследить все этапы, ведущие к окончательному спуску бомбы: от сложной процедуры идентификации цели и ее фотографирования до наблюдения двухмерных изображений через трехмерное устройство — словно на архитектурный чертеж. [6]

The New Violent Cartography: Geo-analysis After the Aesthetic Turn. Edited by Samson
Okoth Opondo, Michael J. Shapiro.

Этот основной слой — то, что можно назвать данными или «реальной» информацией о стратегии и механике войны, делает работы Элин подробными картографиями, а их силу — сокрытой в реконструировании событий так, чтобы сделать зрителя восприимчивым к происходящему.

Здесь картографические исследования могли бы с пользой опираться на опыт исследователей мобильности, фокусирующихся на случайных и реляционных способах создания пространства посредством движения. [7]

Martin Dodge, Rob Kitchin, Chris Perkins. Rethinking Maps: New Frontiers in Cartographic Theory.

Эмоциональный опыт привносит художественный слой. Как говорит сама Элин:

Я делаю их красивыми, чтобы привлечь зрителя, чтобы он присмотрелся, прочитал сопутствующую информацию, объясняющую ужас, скрытый под поверхностью. Я хочу, чтобы зритель был захвачен цветами и потерян в узорах — как если бы он смотрел на картину импрессионистов — а затем оптическое удовольствие прерывалось бы вполне реальными точками, изображающими падения бомб, из которых состоит рисунок. В отличие от картин импрессионистов, в этих рисунках нет ощущения света. И, в отличие от типичных пейзажей, эти рисунки основаны на наблюдении военных карт и аэрофотосъемок. [8]

Я полагаю, что сильное эмоциональное воздействие этих карт на зрителя заключается в технике, которую применяет художница. Используя различные художественные материалы (от карандаша и гуаши до туши и акварели), Элин наносит изображение поверх слоя фактических данных.

Она вводит метод, который, наверное, можно назвать наивным или даже детскими, но только с той точки зрения, что большинство вещей, с которыми встречаются дети, осознаются в моменте, сразу и без предубеждений — их решения принимаются мгновенно и абсолютно гениальным способом.

В сочетании с физическим воздействием ярких мазков и цветных капель,столь же непосредственных, как мысль, столь же могущественных, как момент жизни и смерти, техника художницы подводит нас одновременно и к эмоциональному восприятию момента, и к осознанию непрерывности действия и его последствиями.

Картография зачастую считается хрестоматийной технологией власти для того, что Мишель Фуко называл огосударствлением государства, колониальным управлением или ведением войны. Она также стала центральным инструментом геополитики, материализовав картезианский, олимпийский взгляд, усложненный во время первой волны критических геополитических исследований. В самом деле, неудивительно, что художники снова и снова возвращались к практикам картографии как к сфере критического вмешательства, связанного с отношениями между властью и пространством. [9]

The Ashgate Research Companion to Critical Geopolitics. Professor Klaus Dodds, Assoc Prof Merje Kuus, Professor Joanne Sharp. Ashgate

Академический подход и исследования всегда основывали свой метод на планировании и стратегии, но картография никогда не признавалась чем-то, что могло бы самостоятельно продемонстрировать существенное влияние войны.

Если мы внимательно посмотрим на карту Багдада «Первые 24 часа Войны в Персидском заливе», 1990 г., мы увидим кварталы города, демаркационные линии и границы, реку, протекающую через город. Детально описанная территория позволяет сконструировать в нашем воображении пространство, которое мы сразу же оцениваем как объект, именно в том самом схематичном и в то же время брутально-выразительном виде, в каком оно нам было представлено. Но с помощью слоя красных размытых точек, изображающих бомбы, мы начинаем воспринимать временной контекст и осознаем, что территория интересов чужой «империи» — это родина для миллионов жертв истории, массового насилия и разрушений.

Baghdad, the First 24 Hours of the "Gulf War," 1990

Могут ли эти воздействия появиться в сознании зрителя какими-то другими средствами, кроме выразительных брызгов краски? Можно ли достичь эмоционального уровня восприятия пространства на плоской поверхности карты, только читая данные? Каким образом эти данные тогда должны быть представлены?

Можно обратиться к работе «Эпицентр в Хиросиме», 1945 год. Это детальный рисунок района города, на котором можно различить дома, представить себе дворовые пространства и их наполнение обычной повседневной жизнью, которая, с моей точки зрения, проявляется через розово-серую палитру, использованную автором. Поверх них видны белые круги, символизирующие атаку ядерной бомбой, но в то же время напоминающие мне нежно-розовые цветы сакуры, и квадрат, показывающий нам область эпицентра. Что, если бы вместо этого мы увидели точное количество выброшенной от взорвавшейся бомбы радиации, выраженное в цифрах? Или количество погибших? Или число тех, кто умер сразу же после атаки из-за полученной радиации? Окажут ли цифры такое сильное воздействие на сознание зрителя, как наивные кляксы белого цвета? Это заставляет меня задуматься о силе художественного высказывания, поскольку радикальная картография Славик, с моей точки зрения, является социальным искусством.

Hypocenter in Hiroshima, 1945

Если рисунки Элин О’Хара Славик и сопровождающие их слова заставят нас задуматься о войне, возможно, так, как мы никогда раньше не думали, они внесут мощный вклад в мир без войн. [10]

— утверждает Говард Зинн, автор текстов в книге «Бомба после бомбы».

То, что заставляет ее отображать объекты, чтобы вынудить нас думать — не только изучать данную информацию, но и думать — это магия, которая является частью настоящего искусства, через какую технику или технологию оно бы не проявлялось. Всегда должен существовать слой времени, который можно сконструировать в своем воображении, реляционный слой, который не показан нам в числах, линиях или точках, но воспринимается нами как реальный, как и все, что конструирует наш разум.

​Сегодня серия картографий «Бомбардировки» насчитывает более 60 цветных работ, на которых изображены не только зарубежные территории, атакованные США (среди них — рисунки полигонов ядерных испытаний на территории США, таких как полигон в Неваде, на котором в разрезе показано подземное пространство, различные острова, такие как Амчитка и Гаити, или испытательная площадка Миссисипи, на которой показано огромное количество проведенных взрывов). В серии работ рассказывается о современных отношениях между военной силой, народом земли, определенной территорией и идеей борьбы с терроризмом.

Пример можно найти в работе «Филадельфия» (илл. 9), где во время бомбардировки M.O.V.E. 13 мая 1985 года «11 мужчин, женщин и детей были сожжены заживо вместе со всем городским кварталом, когда полицейское управление Филадельфии сбросило с вертолета зажигательную бомбу (200 фунтов бензина с детонатором) на крышу здания M.O.V.E., потому что сепаратисты отказались выйти к полиции». [11]

Вопросы, поднятые Славик, могут прояснить цели ее работы:

Я считаю, что американцы начали чувствовать запах «горящей плоти» после 11 сентября. Делают ли бомбардировки мир более безопасным или свободным от терроризма? Или они просто увеличивают число погибших, и без того высокий уровень страха и гнева, ярости и бесконечного горя в этом мире? Могут ли смертоносные бомбы отличить невинного гражданского человека от террориста, ребенка от солдата, свадебный банкетный зал от склада боеприпасов? [12]

Наиболее важными проблемами, которые я обнаружила в ходе анализа работ Славик, являются факты, которые в стремлении к новизне, в стремлении к современным методам представления карт, продвигаются вперед с теориями пространства и времени, с теориями материи, появляющейся в пространстве как результат уплотнения воли и мысли, технологических процессов; поэтому карты должны идти дальше, за грань привычных предметов и приемов, которые они используют.

С моей точки зрения, новизна может появиться только на стыке усвоенного знания и интуиции, сознательного и бессознательного. Этим стыком является граница между прошлым и будущим, то, что, вероятно, можно назвать текущим моментом, который есть не частица пространства-времени, а непрерывность — непрерывность следствий и взаимодействий. Данные характеристики я обнаруживаю в работах Элин О’Хара Славик; более того, ей удается представлять возникающее в мгновении, современное и своевременное, без внедрения новейших технологий. Всего несколькими штрихами цвета и повествованием, заданным точными данными, она воссоздает событие и, более того, создает новое пространство, в котором есть место рефлексии и размышлению.

Philadelphia, the Firebombing of M.O.V.E., May 13, 1985

1. Hiroshima After Iraq: Three Studies in Art and War. Rosalyn Deutsche. Columbia University Press, 2013. p. 38
2. Hiroshima After Iraq: Three Studies in Art and War. Rosalyn Deutsche. Columbia University Press, 2013. p. 37
3. www.elinoharaslavick.com/ Last accessed 28 April 2014
4. www.unc.edu/ Last accessed 28 April 2014
5. www.elinoharaslavick.com/ Last accessed 28 April 2014
6. The New Violent Cartography: Geo-analysis After the Aesthetic Turn. Edited by Samson Okoth Opondo, Michael J. Shapiro. Routledge, 2012. p.146
7. Rethinking Maps: New Frontiers in Cartographic Theory. Martin Dodge, Rob Kitchin, Chris Perkins.. Routledge, 2011. p.236
8. www.unc.edu/ Last accessed 28 April 2014
9. The Ashgate Research Companion to Critical Geopolitics. Professor Klaus Dodds, Assoc Prof Merje Kuus, Professor Joanne Sharp. Ashgate Publishing, 2013. p. 433
10. Bomb after Bomb, A Violent Cartography / Elin O’Hara Slavick. Charta, 2007, p.23
11. criticalspatialpractice.blogspot.ru/ Last accessed 28 April 2014
12. criticalspatialpractice.blogspot.ru Last accessed 28 April 2014

1. Bomb after Bomb, A Violent Cartography / Elin O’Hara Slavick. Charta, 2007
2. After Hiroshima. Elin O’Hara Slavick, James Elkins. Daylight Books, 2013
3. The New Violent Cartography: Geo-analysis After the Aesthetic Turn. Edited by Samson Okoth Opondo, Michael J. Shapiro. Routledge, 2012
4. Mapping. A critical introduction to Cartography and GIS. Jeremy W.Crampton.(Critical Introductions to Geography). Blackwell Publishing. 2010
5. Rethinking the Power of Maps. Denis Wood. THE GUILFORD PRESS. 2010
6. Rethinking Maps: New Frontiers in Cartographic Theory. Martin Dodge, Rob Kitchin, Chris Perkins.. Routledge, 2011
7. The Ashgate Research Companion to Critical Geopolitics. Professor Klaus Dodds, Assoc Prof Merje Kuus, Professor Joanne Sharp. Ashgate Publishing, 2013
8. Reconstructing Conflict: Integrating War and Post-War Geographies. Dr Scott Kirsch, Dr Colin Flint. Ashgate Publishing, Ltd., Nov 28, 2012
9. Cartographic Fictions: Maps, Race, and Identity. Karen Lynnea Piper. Rutgers University Press, 2002
10. Race, Ethnicity and Nuclear War: Representations of Nuclear Weapons and Post-apocalyptic Worlds. Paul Williams. Liverpool University Press, 2011
11. Hiroshima After Iraq: Three Studies in Art and War. Rosalyn Deutsche. Columbia University Press, 2013
12. Mappings. Edited by Denis Cosgrove. Reaktion Books. 1999
13. Land, terrain, territory. Stuart Elden. Progress in Human Geography. originally published online 21 April 2010. The online version of this article can be found at: phg.sagepub.com/content/34/6/799. Last accessed 28 April 2014
14. Fugitive Pieces, Anne Michaels. Bloomsbury.2009.
15. War and Peace, Lev Tolstoy. Dent, 1921.
16. www.elinoharaslavick.com/about.html. Last accessed 28 April 2014
17. www.unc.edu/. Last accessed 28 April 2014
18. criticalspatialpractice.blogspot.ru/. Last accessed 28 April 2014